   |
Перед Вами электронная версия книги «СМЫСЛ ЗАПОВЕДЕЙ» Ицхак Гайнеман, изд-во "Амана".
Подробнее об ее издании и возможности приобретения – здесь.
Zip-файл >>
Г. Законы
Понятие "закон" и религиозное отношение к нему
В понятие "законы" ("мишпатим") включено "справедливое правосудие по отношению
к людям" ("Хорев"). Точнее, "по отношению к созданиям, равным нам по значению
и на основе этого равенства". Книга "Мишпатим" есть, прежде всего, продолжение
книги "Учения", которое говорит о равенстве людей как об основе поведения по
отношению к ним. Следует иметь ввиду, что Гирш собирался, согласно плану, упомянутому
в "Северных письмах", поместить книгу "Законы" вслед за книгой "Учения". Возможно,
что в книге "Хорев" он поместил между ними книгу "Свидетельства", чтобы окончательно
не отойти от традиционного порядка, помещающего законы о субботе и праздниках
в первом томе "Шулхан Аруха".
Гирш говорит в книге "Законы" об обязанностях чтить неприкосновенность самого
человека, его имущества, о компенсации ущерба и об отказе от лжи и подобного
ей, о чести и мире, о свидетельстве и о правосудии. В описании деталей этих
заповедей нет ничего нового. Здесь нет символических действий, объясняемых Гиршем
в характерной для него манере, как в "Свидетельствах". Но отношение между судом
и религией он блестяще излагает книге "Законы" и в других своих сочинениях.
Многие думают, что задача, поставленная Гиршем, - защита дисциплинарных заповедей.
Согласно этому взгляду, его подход к заповедям об отношениях между людьми не
имеет большой ценности. Но при объяснении основ системы Гирша мы видели ее особенную
силу в полном единстве в рассмотрении всех заповедей - как этических, так и
обрядных. Отсюда можно понять, почему он так настаивал на правильном понимании
"Законов" и почему он принципиально возражал тем, кто отрицал Б-жественное происхождение
установлений о человеческих обязанностях. Многие комментировали известное высказывание
Гилеля: "Не делай другим того, что ты не хочешь, чтобы делали тебе". Однако
у того, кто сводит это лишь к буквальному смыслу, нет, согласно Гиршу, истинной
мудрости и истинной морали, а есть лишь низкая купеческая хитрость, основывающая
все наши действия на эгоизме (комм, к Ваикра 19:18). Действительно, выше мы
видели, что раби Йегуда Галеви, стремясь возвысить значение заповедей о связи
человека с Б-гом, отрицает идеальную ценность заповедей морали, ибо без них
"даже банда разбойников не сможет существовать" (Кузари, 2:94). Иначе у Гирша.
Тот факт, что Тора, не прерываясь, переходит от заповеди любви к ближнему, являющейся
основой морали, к законам о запрещенных смешанных посадках, относящихся к дисциплинарным
заповедям, служит свидетельством, что в Торе есть связь между законами ("мишпатим")
и уставами ("хуким"). Конец стиха (Ваикра 19:18) "Я - Г-сподь" свидетельствует,
что воля Б-жья есть общий источник и того, и другого. И вот уже поняли самые
достойные из народов мира, что законы и правила, господствующие в человеческом
обществе, суть ни что иное, как часть общего закона, господствующего над всем
миром, и все люди воздают Всевышнему хвалу за то, что Он поставил этот закон
над своими созданиями. Это мировоззрение выражено Шиллером следующими словами:
"Ты ищешь самого возвышенного? Этому тебя может научить любое растение: то,
что оно делает не по своей воле, ты делай по своей воле". Гирш дважды цитирует
эти слова, полностью соглашаясь с ними.
Этот закон - прежде всего закон справедливости. Ибо справедливость требует оставить
каждому созданию то, что принадлежит ему, дать причитающееся ему и взять у него
только то, что ему не подобает. Даже твои слабые глаза видят руку Того, Кто
отделил материю, закон и порядок для всех созданий, как им подобает. Ни у одного
создания нет права требовать от Б-га творения. Поэтому следует уяснить, что
праведные дела Б-га по отношению к Его созданиям есть ни что иное, как милосердие
и любовь. И единственному свободному созданию - человеку следует подражать Тому,
в образе Которого он создан. Другими словами: все наши обязанности есть лишь
законы справедливости отношении Творца, людей и созданий, стоящих ниже нас.
При этом слова "цедек" (справедливость) и "цдака" (милосердие, благотворительность)
в наибольшей степени относятся к обязанностям людей по отношению друг к другу,
так как нам легче осознать права созданий, стоящих на одной с нами ступени.
Ясно поэтому, что всякий, кто нарушает "законы" ("мишпатим"), заповеди об отношениях
между людьми, гневит Б-га, ибо не дает другому человеку овладеть тем, что уделил
ему Б-г.
Общечеловеческое представление о законе
Основа всех законов, по мнению Гирша, есть понятие человечества и человечности,
которые он считает следствием веры в Создателя всего сущего. Отсюда вытекает,
что все обязанности по отношению к другим людям не ограничиваются обязанностями
по отношению к сынам народа нашего, кроме запрета ростовщичества, не признаваемого
Гиршем в качестве гуманно-социального. Запреты мстить и быть злопамятным он
не ограничивает применением к представителям только нашего народа. Он цитирует
слова мудрецов Талмуда: "Всякий, кто губит одну душу, как будто губит весь мир",
опуская слова: "еврейскую душу". Хотя Устная Тора и дает такое толкование к
заповедям, "не утаивайте" [имущества, оставленного на хранение], "не лгите"
[ложными клятвами] (а Гирш основывался, как известно, для объяснения заповедей
именно на Устной Торе), тем не менее, на практике запрет, содержащийся в словах
мудрецов, возможно, имеет общий характер, и следует считать эти заповеди его
частью. "Во всяком случае, считали мудрецы, что всякая хитрость (а она - лишь
разновидность лжи) подпадающий под запрет воровства. А стих "от слова ложного
уклоняйся" дает нам запрет на ложь всякого рода, по мнению некоторых, даже ложь,
необходимую по правилам вежливости". Также и запрет "перед слепым не ставь преграды"
объясняет Гирш в очень широком смысле. Несмотря на все значение заповедей между
человеком и Б-гом, подчеркивает Гирш, первый вопрос, который задают человеку
в мире грядущем, есть, согласно словам мудрецов Талмуда: "Честно ли ты торговал?".
Также и в комментарии к повествовательной части Торы очевиден этот же строгий
подход: имя "Йешурун" является почетным именем для еврейского народа, характерной
чертой поведения которого является честность ("йошер"). И хотя легко найти оправдание
совету, данному Ривкой Яакову, - в этой истории немало того, что не согласуется
с этим именем (комм, к Брейшит 27:1). Слова Яакова: "Будет Дан змеей на дороге...
На помощь Твою уповаю, Господь!" (Брейшит 49:17 и далее) означают: если когда-нибудь
вражеские силы нападут на Израиль, Дан будет защищать его хитростью, подобно
самому Яакову, вынужденному прибегнуть к хитрости. И Яков молится, чтобы Г-сподь
помог народу своему не идти кривыми путями, а остаться цельным, как сам Яаков.
Гирш указывает, следовательно, на нравоучительный характер повествовательной
части Торы и ее заповедей. Он полемизирует с Биньямином из "Северных писем"
и А. Гайгером, которые жаловались, что при обычном преподавании Торы ученикам
сообщается лишь множество деталей, без обобщения моральных понятий. Гирш стремится
объяснить все детали таким образом, чтобы они не теряли живость, утешали и возвышали
душу.
Признание общечеловеческого значения Торы включает в себя признание важности
понятия "человечество", полного равенства всех людей, исключая тех, кто потерял
человеческий облик. В стихах типа: "и пришельца не обижай и не притесняй" идет
речь, согласно Гиршу, не только о чужеземце, принявшем на себя Тору, но и о
любом представителе другого народа, в том числе и чужеземце. В словах Писания
"ибо пришельцами были Вы в земле Египетской" Гирш видит намек на принципиальное
отличие между нашей Торой и законами народов мира "даже до сего дня" (комм,
к Шмот 1:14). "Не родина дает права человека, а права человека дают нам приобрести
родину".
Запрет ростовщичества не является исключением из правила о равенстве прав. Ссуда
в рост, неважно какого размера, запрещена и должнику, и заимодавцу не из социальных
соображений, но лишь для того, чтобы засвидетельствовать, что все имущество
еврея не есть его собственность. Это собственность Г-спода, а ростовщический
процент, выходящий за рамки принятого и соответствующего закону, - обман, грабеж,
даже по отношению к нееврею ("Хорев"). Согласно Гиршу, стих "чужеземцу давай
в рост" не является обязанностью, вопреки мнению многих комментаторов. И если
даже разрешает нам Писание в особых случаях "свести брата твоего с дороги жизни,
по которой ты идешь", то не забудь, что Тора запрещает затруднять путь брата
твоего. Ведь заповеди, возложенные Торой на нас, а также права, предоставляемые
ею нам, "дают нам самостоятельность, почет, подобающие человеку против сил вожделения,
природы и социальных и политических сил" (к Ваикра 26:13).
Эта оценка "человечества" исключает принижение значения женщины. "Мужчину и
женщину сотворил их" - оба они сотворены в образе Б-жьем, оба равно важны (к
Брейшит 5:2). Д. Установления ("хуким")
Характер установлений и их связь с законами суда ("мишпатим")
Разница между законами суда ("мишпатим") и установлениями Всевышнего ("хуким")
описана в известном высказывании мудрецов Талмуда: "Законы Мои исполняйте..."
- это такие постановления Торы, которые можно было бы написать самому, даже
если бы они не были бы в ней написаны, как то: запреты грабежа, разврата и т.п..
"...И установления Мои соблюдайте" - это слова, по поводу которых подстрекает
нас дурное побуждение и на которые нападают не евреи, - например, запрет есть
свинину и носить одежду, сотканную из шерсти и льна". Это высказывание служит
раву Саадье-гаону и его последователям основой для деления заповедей на рациональные
и дисциплинарные. Гирш же, в соответствии со своей тенденцией подходить одинаково
ко всем заповедям Торы, отходит от этой идеи. Он очень смягчает разницу между
этими классами впрочем, мудрецы Талмуда не всегда придерживались этого деления.
Так, Гирш зачислил "запрет разврата" в "хуким", а не в законы. Оба последних
класса он включает в понятие "справедливость" ("цедек"). Посредством этого и
установления будут, в принципе, понятны нам, хотя и останутся трудности в понимании
их деталей.
Разницу между установлениями и законами Гирш усматривает в том, что "содержание
установлений есть справедливость в отношении подчиненных нам созданий... и включает
в себя справедливое отношение к земле, растениям и животным, а также к частям
твоего "Я": имущество, сердце, дух" ("Северные письма", в "Хорев" еще добавлена
"твоя речь"). Следовательно, наше отношение к ряду объектов определяют "установления".
Но при рассмотрении их предназначения окажется, что и "в установлениях мы находим
ту же степень справедливости, что и в законах". Однако, в то время как законы
обладают этим свойством как следствие принципа равенства людей, установления
основываются на принципе власти Всевышнего, предохраняющего от произвола человека
вещи, попавшие ему в руки.
Равенство людей более понятно человеку, так как обычно достаточно осознать себя,
чтобы почувствовать некоторую степень участия в чувствах твоего собрата-человека.
Если бы человек мог почувствовать ту же степень участия по поводу других созданий,
а также познать свое тело, дух и условия их взаимовлияния, тогда установления
были бы ему так же ясны, как и законы. У нас нет полного представления о тайнах
природы и о себе (здесь мнение Гирша совпадает с мнением Сократа): установления,
определяющие наш правильный подход к неодушевленной и живой природе и к нашим
силам, очень глубоки - недаром "дурное побуждение и народы мира нападают на
них". Некоторые же из "мудрецов народа Израиля", вообще-то верящие в Тору, совершенно
не поняли сути установлений и сочли их "правилами для здоровья или панацеей
от распространенных в то время предрассудков". Тем самым они подорвали, хотя,
конечно, не намеренно, нашу преданность этим заповедям Торы. На самом же деле
все установления имеют один и тот же замысел, который мы видели при разборе
законов: призвать человека к дисциплине по отношению к тому мировому распорядку,
который устроен Б-гом. Именно разнообразие следствий позволяет осознать этот
единый замысел и проникнуться к нему уважением.
Этот принцип очевиден уже в первом установлении, приводимом Гиршем: запрет портить
(он включает в себя любую бессмысленную порчу вещей или природы). По Гиршу,
этот запрет имеет не экономический, а религиозный смысл: Б-г "дал нам в долг"
вещи только для правильного использования, а если мы разрушаем их, то грешим
перед Б-гом.
Заповедь о соблюдении природного закона
Заповедь о соблюдении природного закона связывает запреты смешанных посадок
и одежды из смеси льна и шерсти ("шаатнез"), характерные только для законов
Торы. Их объяснение усматривает Гирш в словах Писания: "Установления Мои соблюдайте".
Эти слова намекают на сотворение мира. Б-г создал все Свои создания "по родам
их" (Брейшит 1:11,24). Не только запрещено тебе портить творения Б-жьи, но и
путать их порядок и стирать разницу между видами, установленную Б-гом.
И таков смысл запрета смеси мясного и молочного. Тот факт, что запрет касается
не только ее употребления в пищу, но и самого процесса ее приготовления, доказывает,
что запрет имеет целью не предотвратить плохое влияние определенной пищи на
организм или душу (типа "не оскверняйте души ваши"), а имеет символическое значение:
при вкушении мяса животных, которое разрешил Б-г употреблять в пищу (а запрет
"мяса в молоке" относится только к чистым животным)", нам следует помнить законы
Б-жьи, данные с самого сотворения мира". Мясо относится к сути самого животного,
а молоко - к пропитанию и поддержанию вида. Эти вещи надо различать, "и тогда
наши чувства и поступки (наша жизненная сила) никогда не будут подчинены инстинктам
питания и размножения (растительной части в нас)". Поэтому эти "дисциплинарные"
установления призывают нас с почтением относиться к фундаментальным законам
органической жизни и соблюдению их на основе свободного выбора, в то время как
все остальные создания вынужденно следуют им. Чтобы укрепить в нашем сознании
эти понятия, нам дана заповедь отпускать на волю птицу, которую мы нашли сидящей
на гнезде, смысл которой в почете, оказываемом нами птице, когда она занимается
продолжением своего рода. То же самое справедливо и относительно запрета резать
животное и его приплод в один день, запретов причинять животным боль, а также
"заграждать рот быку, когда он молотит".
Обязанности по отношению к телу
Среди сотворенных объектов, отданных во власть человека, Гирш упоминает
и наше тело. Он не отождествляет тело и человека, как это делают мудрецы других
народов, потому что "ты - не то, на что указывает твое тело". Поэтому Гирш приводит
здесь заповеди, связанные с телом (запрещение самоубийства и самоистязания).
Запрет делать плешь в знак скорби по покойному и подобные ему данны из-за того,
что усугубление траура наносит ущерб почитанию Б-га, Который есть единственный
Властелин над нашими телами. По той же причине запрещено наносить на тело татуировку.
Также запрет "портить края бороды" и мужчине - носить женскую одежду, а женщине
- мужскую даны потому, что подобные действия стирают ту грань, которую провел
Творец между двумя полами.
Убедительными словами Гирш описывает запреты проституции и разврата. Среди прочих,
он приводит заповедь об обязанности замужней женщины ходить с покрытой головой.
Гирш не видит разницы между тем, кто развратничает с еврейкой и тем, кто влюбился
в не еврейку. Поскольку среди нас нет пророков, могущих предостеречь от "мерзости",
он обращается к "девам народа моего": "Дух нашей эпохи дал Вам большие возможности
влияния. Будьте чисты и скромны - и сердцем, и духом. Если будет вам мерзок
и неприятен любой мужчина, выражение лица которого свидетельствует о его распущенности
- еще раз спасется дом Яакова благодаря чистоте жен его".
Рамбам ("Путеводитель" 3:37) также подчеркивает, что мужская одежда на женщине
ведет к разврату. В "Мишне-Тора" он перечисляет вместе с законами о запрещении
идолопоклонства запреты "портить края бороды и стричь голову кругом". В "Путеводителе"
он добавляет, что одежда из смеси льна и шерсти запрещена как "обычай эмореев",
и предостерегает, чтобы мы не подражали их колдовству и связанными с ним дурным
поступкам. В книге "Хорев" Гирш не вступает в полемику с теми, у кого иные,
чем у него, взгляды на объяснение заповедей. Однако его слова в "Северных письмах"
доказывают, что в принципе он отверг тот взгляд Рамбама, что "установления"
есть защита от "безумий определенного периода времени". По словам Гирша, такой
взгляд чреват опасностью для веры в вечность Торы, а также не объясняет детали
заповедей, которые приведены самим Рамбамом в "Мишне-Тора". Возможно, Гирш чувствовал,
что Рамбам объясняет заповеди как заповеди "возвышенной веры" (слова Равада
- первого, разделявшего рационалистический подход), и поэтому акцентировал внимание
на всем, что противоречит идолопоклонническим культам. Гирш же считал, что Тора
- путеводитель, ведущий нас к действительному постижению Б-га и принятию ига
власти Небес.
Хотя Гирш и говорит открыто о скромности, он не уделяет много внимания "чистоте
семейных отношений" в специальном значении этого слова. По всей видимости, он
считался с современными ему представлениями о приличии, когда в школах изучали
произведения классических писателей в цензурированных изданиях, а Танах давался
с пропусками отрывков, в которых говорится об отношениях мужчины и женщины.
Поэтому в книге "Хорев" лишь вкратце процитированы стихи Торы, говорящие о временном
прекращении близости мужа и жены и даже в комментарии к Торе он посвящает этому
вопросу всего несколько строк, хотя и выделяющихся своей красотой: "Помимо психологических
соображений, которые здесь, несомненно, имеются, нет другой заповеди, которая
столь эффективно освободила бы половую жизнь от низких инстинктов и подняла
бы ее к чистоте и святости, как эта. Все время, пока женщина должна удаляться
от Храма и святынь, для ее мужа близость с ней есть разврат, но после омовения
она очищается и для Храма, и для мужа" (комм, к Ваикра 18:19). Гирш, несомненно,
ясно сознавал, что и в этом вопросе он отходит от взгляда Рамбама, полагавшего,
что законы временных запретов в браке ("нида") у евреев гораздо легче, чем у
других народов ("Путеводитель" 3:47), и что цели этого запрета и запрета прелюбодеяния
"ясны и нет нужды искать их смысл". Эти слова, несомненно, находятся в согласии
с общим взглядом Рамбама (опиравшегося в этом на Аристотеля), что осязание и
все связанное с ним, в том числе отношения между мужем и женой, есть "низкая
сторона человеческой натуры". Его не следует винить в этом, ибо он видел Тору
(и Аристотеля) сквозь призму аскетических течений в исламе (и в христианстве).
Гирш же считал, что в столь важном для морали вопросе он восстанавливает былое
величие Торы, и его подход в своей сути соответствует духовным воззрениям тех
кругов, к которым он адресовался.
Запреты в еде
Наиболее важное место среди запретов, связанных с человеческим телом, занимают
диетарные законы. Аналогично тому, как Гирш окончательно не отверг психологические
мотивы в ограничениях отношений мужа и жены, он допускает, что высшая мудрость
Всевышнего разрешила нам употреблять в пищу только то, что питает наши нервы
и мозг. Во всяком случае, если мы и не ощущаем вред, наносимый телу запрещенной
пищей, - кто мы и что стоит наше знание природы, чтобы мы сомневались в заповедях
Торы, только из-за того, что не смогли постичь всей глубины замысла Создателя,
который дал нам их?! Но как замысел Торы в вопросах скромности - прежде всего
в предотвращении "нечистоты", так и в этих запретах, и Тора сама свидетельствует
об этом, говоря: "людьми святыми будьте мне, и мясо животного, растерзанного
зверем в поле, не ешьте". Подобно тому, как "материальный Храм" оскверняется
через контакт с чем – то, что опустилось ниже человеческой ступени, так же обстоит
дело и с человеческой душой: она-то и есть духовный Храм, а материальный - лишь
символ ее.
Некоторые запрещенные виды еды "нечисты", так как препятствуют получению нами
духа святости и (см. комментарий Гирша к Ваикра 11:44) сохранению его. Некоторые
из этих видов является даже мерзостью из-за вопиющего противоречия между ними
и духом святости (комм, к Ваикра 11:10). Хотя слова тех, кто говорит, будто
"душа есть что-то внутри тела" и неточны, так как на самом деле тело есть лишь
"сосуд" послушный ей, тем не менее, и даже именно поэтому питание, безусловно,
влияет на душу. Уже Ноах и его дети отличали животных "чистых", "дающих распространяться
сиянию Б-жьему, и "нечистых", "преграждающих Б-жье влияние на тело" (см. комм.
Гирша к Брейшит 7:2). Поэтому народу Израиля запрещены всякие "нечистота" и
"мерзость", препятствующие распространению святости.
По мнению Гирша, можно, вероятно, понять и детали этих запретов, если лучше
уяснить роль тела в личности человека. Поскольку дух человека есть открытие
Б-га на земле, то назначение тела, плоти ("басар") в том, чтобы известить (левасер)
дух, принести ему весть ("бесура") о том, что происходит на Земле вокруг
(комм, к Брейшит 7:2). Иначе говоря, быть связующим звеном между природой и
человеком, а также между человеком и природой.
Таким образом, совершенство тела заключается в способности одновременно воспринимать
и тот факт, что его самостоятельность имеет ограниченный характер. Только если
тело будет обладать таким свойством, оно сможет воспринимать окружающий мир
и подчиняться указаниям, идущим изнутри, от души, и быть верным им. Однако все,
что делает тело чересчур самостоятельным, снижает его святость и уподобляет
его животному. Тора запретила употреблять в пищу кровь и нутряное сало, поскольку
они противоречат друг другу: кровь - это душа, заключающая в себе сущность тела,
она питает тело, дает ему мощь и жизнеспособность, а сало есть отсутствие чувствительности,
движения, силы и жизненности.
Гирш отчетливо понимал, что некоторые детали мы объяснить не можем и что даже
уже приведенные объяснения являются лишь гипотезами. Однако подобно тому, как
законы природы существуют и не изменяются, можем ли мы их объяснить или нет,
так и нам надлежит придерживаться, несмотря на всю ограниченность нашего познания,
не только соблюдения заповедей, но и веры в их общую цель, которая есть подготовка
к святому предназначению. "Поскольку только Б-г дал тебе разрешение пользоваться
его созданиями для питания, и всякая трапеза дает лишь запас сил для служения
Ему, и поскольку Б-г твой сказал тебе, что прибавка сил, которая придет к тебе
через эту трапезу, противоречит Его воле и не помогает тебе по-настоящему служить
Ему, - неужели после всего этого ты будешь использовать их для удовольствия,
насмехаясь над Б-гом, отрицая Его господство над созданиями, позоря и самого
себя и, говоря себе тем самым, что твое самосознание есть самосознание животного
подумай, можешь ли ты быть животным, чтобы стать рабом желудка - самого бессмысленного
и мерзкого
из божеств?".
Законы о ритуальной нечистоте
Запреты кашрута - это только часть большой системы законов о ритуальной
нечистоте. Сама Тора свидетельствует об этом (Ваикра 11:47), и Гирш подчеркивает
это в своем многостраничном комментарии к этому стиху в "Хорев": "Конечно, человек
не становится святым только от соблюдения запретов в еде, но ему легче достигнуть
святости, когда он осознает свою возможность и свое предназначение достичь святости".
Таковы законах о нечистоте, передающейся путем прикосновения. Они все основываются
на нечистоте мертвого тела. А эта заповедь предназначена научить нас, что тело
чисто все время, пока пригодно для выполнения возвышенной задачи - служить Создателю
своему. Но после того, как тело лишается души, после того, как "спускается оно
после смерти ниже человеческого уровня", это тело становится нечистым всякому,
кто коснулся его, запрещено являться в Храм. Посредством этой заповеди Тора
предостерегает нас от материальности того, что уже при жизни человек не свободен
- он порабощен телом и его страстями, как не свободен от старого и современного
язычества, согласно которому царство небесное начинается лишь после смерти.
Храмы язычников построены рядом с могилами и священники их посещают места, где
есть мертвые. Иначе в еврейской вере. Именно коген, который, хотя и не "играет
роль наместника Б-га на земле", но, являясь, однако, лидером, руководителем
и воспитателем народа (комм, к Ваикра 21:5), должен удаляться от трупов. Зачатием
и родами - самыми высшими действиями человеческого тела, повелевает закон природы
– именно поэтому здесь религия должна особенно подчеркивать свободу воли, с
помощью которой человек себя освящает (комм, к Ваикра 12:2). Законы о нечистоте
прокаженного даны также не из гигиенических соображений - они предназначены
для предостережения нас от тяжкого греха клеветы и сплетен, из-за которого приходит
эта беда (комм, к Ваикра 13). Тот, кто клеветал, нанес ущерб общественным отношениям,
он отдалил себя от ближнего, поэтому он наказан по принципу "мера за меру":
он удален от общества людей, и сидит одинокий вне стана...
Исходя из этого общего отношения к нечистоте тела, можно понять связь между
чистотой нашего стола и чистотой семейных отношениях, требуемой Торой. Об этих
отношениях Гирш уже вел речь в "Хорев" и до этого, и природу некоторых заповедей
он описывает как "сокрытие животного начала в человеке и его облагораживание".
Он говорит там про святость еврейского стана - хотя эта заповедь и не практикуется
в диаспоре в буквальном своем смысле, она призвана приучить нас к скромности
про омовение рук перед едой, призванное уподобить нашу трапезу вкушению жертвенного
мяса когенами про необходимость воздерживаться от грубости речи, приводящей
затем к дурным поступкам.
Законы об обетах
В конце этой части книги Гирш говорит об обетах. Оправданы обеты, которые
мы приняли на себя в трудный час в борьбе за соблюдение заповедей, чтобы обуздать
себя для принятия ига Торы. Но вообще он смотрит на обеты в духе своего теономного
учения о жизни: тот, кто принимает на себя дополнительно новые обязанности,
не предписанные
Творцом, - гордец, его служение Б-гу иллюзорно и не имеет никакой ценности.
Право отца и мужа отменять обеты женщин не есть что-то исключительное, а лишь
часть общего законодательства о расторжении обетов, относящегося и к мужчинам
этот взгляд соответствует тому уважительному отношению Гирша к равноправию женщин,
которое присутствует во всех его произведениях.
Е. Заповеди
Связь заповедей любви с другими обязанностям
"Заповеди" в узком смысле этого слова - это "приказы о любви ко всему существующему
без требования на то особых заслуг". Любовь лишь только "на основе повеления
Всевышнего и осознания сути своего назначения как человека и как сына Израиля".
"Законы и установления учат тебя справедливости... а когда Б-г призывает тебя
к высшему совершенству, к любви, Он ставит перед тобой объект для подражания
- не человека, но Себя Самого. Он говорит: "Иди за Мной в любви!" Так же, как
Он - жалостлив и милосерден, так и ты - ты тоже будь жалостлив и милосерден".
Гирш, следовательно, традиционно ценит любовь к ближнему - в то время как рационалисты
от Раавада и Рамбама до Германа Когена склоняются к предпочтению религиозного
сознания. Гирш согласен с Гилелем, что любовь к ближнему есть основа Торы, "если
только расширить понятие ближнего до такой степени, что оно будет включать в
себя все другие создания. Ибо эта любовь запрещает все, что противоречит их
благополучию". Но Гилель справедливо добавлял: "...а все остальное [прочие заповеди]
- есть комментарий". То есть: Тора не оставила выполнение заповеди любви на
наше усмотрение и на глухой голос нашего чувства, а определяет их во всех подробностях,
поэтому и добавляет многие установления (комм, к Ваикра 19:18). Невозможно достичь
высшей цели любви, кроме как путем справедливости, поэтому если ты пренебрегаешь
"установлениями и законами", - не гордись выполнением "заповедей". Религиозность
Гирша насыщена горячим чувством, опровергая тем самым представления христиан
о "фарисейском" иудаизме, однако она далека и от слов апостола Павла - "любовь
будет исполнением заповедей". Иначе говоря, общий тезис о любви не может заменить
исполнение конкретных заповедей.
Изучение Торы
Любовь к Всевышнему проявляется, прежде всего, в отношении к родителям.
Поэтому даже в тех случаях, когда необходимо ослушаться их (то есть когда они
пытаются свести с дороги Торы), должны сын и дочь относиться к родителям с трепетом
и смирением. Следует почитать также старцев и мудрецов народов мира. Но источник
любви есть изучение Торы. Если ты хочешь стать благословлением для других, добейся,
прежде всего, благословления для себя, извлекая из Торы правильный взгляд на
жизнь, ибо именно для этого изучают Тору. Тем самым Гирш включает заповедь изучения
Торы в заповеди любви. Хотя с чисто логической точки зрения это сомнительно.
Эта классификация побудила его углубиться в источники иудаизма, и стала свидетельством
о том, какие причинах привели его к изучению Торы в истинном смысле слова. Детали
требований к изучению Торы соответствуют этим причинам. Он требует посвятить
треть времени Танаху, треть - сводам законов типа "Мишне-Тора" и "Шулхан арух",
и треть - "Гемаре, то есть анализу и размышлениям о сути Торы, о связи между
заповедями и об их выводе в свете Талмуда". Это соответствует предписанию мудрецов
Талмуда: "Треть времени - Танаху, треть - Талмуду". Иначе считал Тур, для которого
изучение Вавилонского Талмуда заменяет все, так как он включает в себя и слова
Писания, и Мишну, и Гемару. Рама, шедший по его стопам, а также некоторые другие
авторитеты "и вовсе запрещали изучение Танаха" и тем самым препятствовали молодежи
в постижении его духа.
Еврейские девушки, по мнению Гирша, не менее, чем мужчины, обязаны заниматься
Письменной Торой во всем ее объеме, а в заповедях, касающихся женщин, девушки,
домохозяйки и матери равны. Родители всегда должны помнить, что "не дети даны
им, а они даны детям". Эта мысль высказана за несколько поколений до начала
"столетия детей", согласно афоризму писательницы Элен Кей.
Следует также отметить, что Гирш считал обязательным физическое воспитание,
в соответствии со словами мудрецов Талмуда, но в полном противоречии с характером
жизни в гетто. Образование юношества должно быть основано на знании двух языков:
иврита и "родного языка" (немецкого). Программа должна включать в себя естествознание,
историю, профессиональное обучение. "Но самым главным и венцом всех занятий
должна быть Тора". Только для того, чтобы сохранить дух Торы, следует удаляться
от тех, кто сбросил с себя иго заповедей, а также от браков с неевреями. Почему
запрещена пища, приготовленная неевреями, а также их вино? Не потому, что эти
кушанья нечисты, и не для того, чтобы мы затаили в сердце ненависть или даже
неполноту любви к ним. Напротив: "В наше время народ Израиля радостно живет
среди неевреев, среди них большинство нашего народа. Единственная цель этого
- чтобы не потерялось у нас и детей наших наше единственное имущество: Еврейство".
К "заповедям", то есть к уставам любви, относится и заповедь, относящаяся к
мужчине старше 18 лет: заповедь жениться. Поэтому Гирш делает большой упор на
профессиональное обучение, дающее возможность главе семейства кормить жену и
детей. Всякая специальность хороша, лишь бы она была честной и чистой. Отец
должен "научить сына ремеслу", а также "найти ему жену". Но это не означает,
что иудаизм не ценит духовную связь между мужем и женой. Слова об Ицхаке "И
взял он Ривку, и она стала ему женой", а после этого "и полюбил ее" указывает
на разницу, между любовью, описываемой в романах, и браком, чистой связью между
евреем-мужчиной и его женой. День свадьбы "не есть цвет и высшая точка любви,
а ее корень и источник". Мужчина закладывает краеугольный камень экономической
независимости дома, вследствие чего он "единственный его управляющий", поэтому
именно он освящает жену, но жена управляет домом, поэтому муж должен "любить
ее как себя самого, а почитать более себя самого".
Социальные заповеди
Нет нужды много писать о социальных заповедях, таких как, например, помощь
ближнему. На примере этой заповеди Гиршу было очень легко показать полное соответствие
традиционных подходов иудаизма духу гуманизма его времени. Интересно, однако,
что Гирш не дает чисто социального объяснения запрету ростовщичества. Здесь
он как раз мог бы опереться на свидетельства языка: в Торе ростовщический процент
("рибит") называется "нешех" (укус), в то время как его эквивалент на греческом
означает "порождение основы", а латинском - "польза, выгода". Гирш действительно
указывает, что "этот укус как будто приводит к травме должника" (комм, к Ваикра
25:36), и упоминает слова мудрецов, говоривших, что "укус" возможен и вне области
денежных отношений и взаимоотношений должника и заимодавца (комм, к Дварим 23:20).
Однако, в силу запрета брать самый ничтожный процент (хотя в наше капиталистическое
время ссуда под обычный процент не только не приносит никакого вреда должнику,
но иногда даже весьма выгодна) Гирш включает эту заповедь в ряд тех, что призваны
продемонстрировать неограниченную власть Б-га над имуществом еврея: вместе с
заповедями о субботе, юбилейном и субботнем годе. Как обычно, Гирш опирается
в своем обосновании заповедей на детали: подобно тому, как заповедь о субботнем
годе и подобные ей не соблюдаются вне Страны Израиля, так и запрет ростовщичества
относится только к евреям.
Ж. Служения
Понятие
Согласно "Северным письмам", заповеди "служения" воспитывают "посредством
слов и символических действий возвышенность и святость наших поступков", необходимые
для выполнения нашей роли в жизни. В книге "Хорев" добавлено, что наша жизнь
станет ни чем иным, как служением, если мы будем выполнять волю Создателя, если
откроем
доступ в сердца наши истине, заключенной в системе "учений", если мы ее продемонстрируем,
и утвердим в себе, и других посредством работы разума, и если будем исполнять
ее в соответствии с требованиями "законов, уставов и заповедей". Но это служение
не будет полным, если не вести его в просвещенном духе, с горячим сердцем и
силой святости. А для того, чтобы достичь этого и подготовить человека к этому
"служению жизни", даны некоторые особые заповеди, называемые "служение в сердце".
Оно осуществляется посредством символических действий, как, например, жертвоприношения,
или посредством молитвы. В Талмуде, однако, только второй тип, то есть молитва,
называется "служение в сердце" но на практике эти два типа действий отличаются
лишь средствами они одинаковы в том, что оба воздействуют на сердце.
Объяснения жертвоприношений
Объяснения Гиршем жертвоприношений следует понимать на основе дискуссии,
имевшей место, как в средние века, так и в новое время. Раби Йегуда Галеви высоко
ставил храмовое служение, ниспосылающее нам "огонь" Б-жий и пророческий дух
и поднимающее нас на уровень человека высшего, близкого к Б-гу. С другой стороны,
рационалисты категорически противились такой оценке. Исходя из критики в адрес
приносящих жертвоприношения, высказанной пророками, приходит Раавад к заключению,
что "уровень этих заповедей невысок". По мнению Рамбама, Тора согласилась на
жертвоприношения, чтобы отдалить народ Израиля от идолопоклонства. Конечно,
в жертвах есть "великая польза", но тот, кто стремится понять все детали этих
заповедей, способен впасть "в полное безумие". С этим подходом согласилось большинство
из последующих философов - даже те, кто находили большую ценность в жертвоприношения.
Ш.-Д. Луццато в этом близок к философам, так как, подобно им, полагал, что Тора
лишь согласилась с практикой жертвоприношений, существовавшей издревле, ибо
в сердце человека коренится потребность почитать Б-га своего сходно с тем, как
он почитает земного царя - и высшая мудрость приняла во внимание эту наклонность.
Новомодные реформисты видят в жертвоприношениях лишь недостатки. Они намекают,
что следуют учению Рамбама, но на самом деле они отошли от него не только в
оценке жертвоприношений, но и в основах мировоззрения. Они полагаются на понятие
о развитии и прогрессе, который был столь близок исследователям религий с XVII
века и позднее. От протестантских специалистов по Библии реформисты переняли
убеждение, что пророки (или, по крайней мере, лучшие из них) принципиально возражали
против жертвоприношений. Именем "пророческого иудаизма" они стерли всякое упоминание
о жертвах в молитвенника (вместе с молитвами о возвращении в Цион), не соответствовавшими
их стремлению прижиться на европейской родине в качестве полноправных граждан.
Взгляд Гирша на жертвоприношение чем-то схож со взглядами и рационалистов, и
раби Йегуды Галеви. Он признает, что Храм и служение установлены не для Б-га,
а для людей. Эти заповеди не поднимают нас до ступени человека возвышенного,
как у раби Йегуды Галеви, но и не следует смотреть на них как на принятие во
внимание примитивных тенденций или уступку им. Они воспитывают и призывают к
человечности, на которую ориентированы все заповеди Торы.
Ключ к пониманию жертвоприношений Гирш усматривает в истории про Каина и Гевеля.
Из нее можно усмотреть обе вещи: первое, не следует рассматривать жертвы как
уступку обычаям идолопоклонников, ибо во времена Каина и Гевеля еще не было
идолопоклонства. Жертвы, следовательно, предшествуют идолам, они столь же древние,
как и само человечество, посему следует видеть в них естественное выражение
человеческих чувств. Второе, в истории о первом жертвоприношении мы уже читаем,
что одна жертва была отвергнута, а другая принята Б-гом (подобно этому, при
освящении передвижного Храма в пустыне - Мишкана - из приносимых там жертв был
отвергнут дар Надава и Авигу). Тот, кто говорит, что только поздние пророки,
а не сам Моше - рабейну, удостоились постичь относительную ценность жертв, есть
фальсификатор и обманщик (комм, к Брейшит 4:4).
Принесения жертв свидетельствует о покорности Всевышнему
Какова цель жертвоприношений согласно Торе? Сказано: "Ты же и сыны твои
с тобою, вы соблюдайте священнослужение ваше во всем, что касается жертвенника
и того, что внутри, за завесою, и служите вам даю я в дар службу священства,
а посторонний, кто приблизится, смерти предан будет" (Бемидбар 18:7). Из этого
стиха мы понимаем, что храмовая служба есть, с одной стороны, "служение-дар",
то есть служение на основе свободной воли человека, но, с другой стороны, Г-сподь
сам даровал это служение, то есть это Его воля определила, где, когда и с чем
мы осуществляем это служение-дар. Подчинение слову Г-спода на основе свободной
воли - стержень иудаизма. Служение Г-споду, которое сводится лишь к религиозными
"переживаниям", проистекающим из субъективных "чувств", находится в полном противоречии
с иудаизмом. Г-сподь Сам рассказывает человеку, что есть благо, и чего Он требует
от человека (Миха 6:8).
Именно жертвы, заклейменные реформистами как "кровопролитие", указывают на условия,
от которых зависит наше послушание на основе свободы воли. К стиху "то, что
повелел Г-сподь, сделайте" (Ваикра 9:6) приводит Гирш в своем комментарии цитату
из "Сифра" [сборника галахических комментариев мудрецов талмудического периода
к книге "Ваикра"]: "Сказал Моше Израилю: Искорените из сердец ваших дурное побуждение
и будьте все едины в боязни Б-га и в мыслях, чтобы нести служение Г-споду. Как
Он - единственный в мире, так и служение ваше пусть будет единым перед ним".
Цель этих действий - подчинить наше животное начало нормам морали, это символизируется
принесением животных в жертву. "В этом высказывании мудрецов мы находим основополагающую
идею всех жертвоприношений и символическое значение всех храмовых действий"
(комм, к Ваикра 9:6). Само слово "корбан" (жертва) образовано, согласно Гиршу,
от слова "близость" [к Г-споду] ("кирват Гашем"), "которая благо для человека
из народа Израиля", и нет в мире другого блага, кроме этого (комм, к Ваикра
1:2).
Эту мысль, что жертва приближает нас к Отцу небесному, находит Гирш, как всегда,
в деталях жертвоприношений: от евреев, отказавшихся от веры отцов, не принимают
жертв. Однако потомки Ноаха, а также раскаявшиеся евреи могут приносить жертвы
в нашем Храме. Животное, использовавшееся для греха, не может быть принесено
в жертву (комм, к Ваикра 1:2) "шхита" (ритуальная резка) жертвенного животного
не относится к самому ритуалу служения и может быть исполнено не когеном. Потому,
что Б-гу не нужно жертвенное животное так таковое, шхита есть лишь условие "принятия"
жертвы на жертвеннике, "для ведения нас на более высокую ступень в жизни и деятельности"
(комм, к Ваикра 1:5). Особенно символична жертва всесожжения ("ола"), она связана
с возвышением ("алия") человека: мы должны достичь не "прогресса" (лозунг реформистов),
а подъема (комм, к Ваикра 1:3). К этому подъему мы приходим тем, что посвящаем
Б-гу все свои действия. "Мучной дар" ("минха") означает, что мы приносим в подчинение
Г-споду все наше имущество (комм, к Ваикра 2:1). "Мирные жертвы" приносят на
основе чувства подчиненности "миру", смысл которого не в сосуществовании, а
в гармонии, "органическом расположении" частей души, которым не хватает лишь
близости к Б-гу. Не страдание, а радость должна быть вечным мостом между нами
и Б-гом. Поэтому именно "мирную жертву" следует считать типичной для иудаизма
(комм, к Ваикра 3:1), а "жертву повинности за злоупотребление святым" приносят
только за грех, совершенный по ошибке (следует иметь ввиду большую разницу в
понимании греха по отношению к Храму в Торе и в верованиях египтян, греков и
римлян). Именно тот, кто совершает грех по ошибке, оскверняет Храм, а не злоумышленник.
Это означает: "Храму угрожает опасность не от злого умысла, а от равнодушия"
(комм, к Ваикра 5:26). Все заповеди о жертвах, включая заповеди об устройстве
Храма и его сосудов, предназначены для того, чтобы насадить в сердцах наших
символическим путем наиболее возвышенные идеи, прежде всего, идею "гуманитас"
в известном нам двояком понимании. Принесение животных в жертву намекает на
приведение природных инстинктов человека в подчиненное положение. Одновременно
с этим многие заповеди подчеркивают единство человечества. Реформисты ошибочно
утверждают, что царь Шломо в своей мудрости расширил "ограниченный взгляд Моше
на Б-га и Храм Его". На самом деле уже первые слова Торы о жертвоприношениях
["человек, если принесет"] приписывают Храму универсальную ценность, в соответствии
с чем, мудрецы Талмуда утверждали, что "чужеземцы в Стране Израиля приносят
обеты и добровольные жертвы" (комм, к Ваикра 1:2). Семьдесят быков, приносимых
в Храм во время праздника Сукот (комм, к Бемидбар 29:13), намекают не только
на "семьдесят народов мира", как говорили мудрецы Талмуда, но и на "уменьшение
противоречия" между Израилем и теми, кто еще отказывается признать власть Неба.
Невозможно найти в Танахе ничего, что противоречило бы жертвенному служению.
Асаф (один из авторов книги Тегилим), который говорил от имени Всевышнего: "Не
за жертвы Я буду упрекать тебя", сказал также: "Благочестивые мои, заключающие
завет со мной над жертвами". Эти слова показывают, что принесение жертв с правильными
помыслами угодно Б-гу. "Жертвы Б-гу - выражают благодарность только тем, кто
их приносит с "благодарностью", то есть, когда заповедь выполняется "во имя
признания Творца и благодарности Ему (комм, к Тегилим 50:5). Пророки никогда
не возражали против жертв как таковых. В словах "Всесожжения и зарезания их
в благоволение [будут] на жертвеннике Моем, ибо дом Мой домом молитвы назовется
для всех народов" (Йешаягу 56:7) провозглашается, что "жертва есть самое возвышенное
и совершенное выражение молитвы". Пророки возражали лишь в отношении искаженного
подхода к жертвам, которым грешили те, кто ограничивали служение Б-гу стенами
Храма и не желали знать, что в Торе главное служение Б-гу - есть служение в
практической и повседневной жизни. Из соображений защиты служения Г-споду от
пренебрежительного отношения в повседневной жизни, заклеймили пророки также
праздники и субботы, и собрания, и даже молитвы тех, кто не постигает, что "выполнение
лишь культовых заповедей не есть исполнение наших обязанностей, а лишь приводит
к нему".
Поэтому утверждение, будто пророки противятся принесению жертв - просто обман.
Странно, что "обман этот распространяют именно те, кто сам служит идолам подобного
свойства в своем святилище, в синагоге, которая в их глазах заключает в себе
весь иудаизм, и которые, тем самым заслуживают упреков пророков!" Как пророки
призывали: "Добавьте к [мирным] жертвоприношениям вашим всесожжения ваши и ешьте
[сами] мясо" (Йрмеягу 7:21), так и Гирш призывает: "Если бы молитва и чтение
Торы в общине были бы лишь частью "собрания", то есть местом сбора для исполнения
заповеди, то наиболее радикальным средством для болезней нашего века было бы
закрытие всех синагог на 100 лет". Это не потрясло бы так основы соблюдения
Торы, как отрицание запрета есть седалищный нерв. Закрытие синагог самими евреями,
было бы громким заявлением, что главное почитание Торы - не в синагоге, а в
соблюдении заповедей. Ибо не на официальных храмах и посещении их основан иудаизм.
Мы уже приводили выше слова Гирша: "Храмовый светильник? Сами первосвященники
предали его. А светильник в сельском доме Матитьягу и сыновей его стал спасением".
Молитва
Пророки, однако, высказывали критику в адрес жертвенного культа лишь для
того, чтобы воспитать людей для истинного и подобающего служения. Аналогично
этому и Гирш далек от каких-либо нападок на синагогальную литургию. В наше время,
когда от существования синагог зависит существование иудаизма, очень важна заповедь
обеспечивать синагоги всем необходимым. Общественная молитва даже вносит некоторый
вклад в усовершенствование мира под властью Всевышнего. Но для того, чтобы молитва
достигла этой цели, необходимо понимание ее особого характера. Ибо действительно
наша молитва в корне отличается от всего того, что в других языках называют
молитвой. Аврагам молился за Авимелеха лишь потому, что сочувствовал его страданию
(комм, к Брейшит 20:7). Моше умолял Всевышнего (гитханен, Дварим 3:27),
как человек, заслуживающим того, чтобы его молитву услышали. Молитва называется
в Торе "служением в сердце". Слово "молиться" (гитпалель, происходит
от корня палаль "судить" и имеет возвратную форму) означает "достигать
правильного суждения о себе самом". Поэтому мы в нашей молитве обращаемся, прежде
всего, к себе - подобно тому, как мы "признаемся" (митвадим - тоже в
возвратной форме) в своих грехах, прежде всего и главным образом, перед самим
собой, а не перед священником, как у католиков, и даже не перед Святым, да будет
Он благословлен, который не нуждается для Своего суда в признании нами своих
грехов (комм, к Ваикра 5:5). Служба, введенная мудрецами, - не для выражения
того, что уже есть в нашем духе, а для пробуждения того, чего в нем еще нет.
Иначе обязательная молитва была бы чистым безумием (комм, к Брейшит 48:11) и
практически излишней (комм, к Брейшит 20:8). Цель "служения словами" - "освящение",
быть рабом Б-жьим. Мы будем стремиться к ней всеми нашими силами и всеми средствами,
данными нам Всевышним в Его милосердии.
Гирш не отрицает того, что есть также "просьбы и жалобы", которыми мы выражаем
перед Б-гом наши "надежды", но о "произвольной молитве" он почти ничего не говорит
ни в одной из своих книг. Гирш отклоняется от обычного отношения к молитве в
двух аспектах. Прежде всего, он ставит гораздо больший акцент на обязательную
молитву, чем на добровольную, идущую из глубины сердца. Далее он видит цель
молитвы не в удовлетворении и душевном покое, которых удостаивается "знающий,
перед кем он стоит", и не в удовлетворении Б-гом наших просьб, а только в воспитательном
воздействии.
Воспитательная ценность молитвы
Многие из философов средневековья задолго до Гирша уже говорили о воспитательном
значении молитвы. Особый упор на это делал раби Йосеф Альбо, говоривший, что
молитва не влияет на Всевышнего, а вместе с раскаянием подготавливает нас к
тому, чтобы воспринять дары Всевышнего. Раби Хисдай Крескас тоже видел значение
молитвы, жертв и постов в том, что они напоминают нам о всеведении Б-жьем. Все
они не затрагивали диалогический аспект молитв, отражающий надежду молящегося,
что его молитвы будут приняты Отцом небесным. Также и раби Йегуда Галеви, отдававший
предпочтение отредактированному тексту общественной молитвы перед субъективной
молитвой индивидуума, видел преимущество первой из них в том, что индивидуум
способен просить у Г-спода то, что выгодно ему одному, но вредно для общества.
Раби Йегуда Галеви придерживался традиционной формулировки молитвы в своем философском
сочинении и даже в своем поэтическом творчестве!
Что же привело Гирша к тому, что он предложил рассматривать ряд стихов Торы
не в их простом смысле - как, например, те, что цитировались выше о Аврагаме
и Моше, - не принимая при этом во внимание слова мудрецов Талмуда, видевших
в молитве о сыне пример и образец для каждого молящегося? Для того, чтобы вынести
справедливое суждение об этом удивительном мнении, следует рассмотреть обязательные
молитвы, которым на многих языках, в том числе и на идише, дано специальное
наименование. Наш "Сидур" не стал бы ставить чтение "Шма" на центральное место,
если бы цель молитвы не заключалась в том, чтобы вызвать в душе молящегося ясное
понимание веры. По мере того, как текст молитв в поколениях, последовавших за
мудрецами Талмуда, все более канонизировался, они все более стали рассматриваться
как "иго", принимаемое нами с желанием и любовью, как один из примеров общего
принятия "ига заповедей". Подход же Гирша - односторонний свое отношение к природе
молитвы, до некоторой степени верное в случае обязательных молитв, он распространяет
на все молитвы. Причины этого возможно, в этимологии слова "молиться" (легит-палель)
у Гирша. Прежде всего, надо рассматривать его отношение к молитве, как результат
свойственной ему тенденции видеть всякое религиозное действие не только исходящим
из сердца, как выражение уже существующих в нем чувств и представлений, но и
как заповеди, данные для укоренения в сердце непостижимого для человека представления
о Б-ге.
Молитва и жертвоприношения имеют общую цель
Только на основе этого взгляда на молитву можно понять, по Гиршу, изречение
мудрецов Талмуда - "молитвы соответствуют жертвоприношениям" (Брахот 26а). Это
высказывание следует понимать не так, что молитвы установлены вместо отмененных
жертв, как считали реформисты, нашедшие в таком "развитии" подтверждение своей
теории прогресса. Ведь молитвы были введены уже во время существования Храма.
Высказывание же мудрецов Талмуда, на самом деле, имеет следующий смысл: и жертвы,
и молитвы - из одной "области", их общая цель - "служение", наше служение и
наша преданность Воле Всевышнего. Цель жертвоприношений - учить и воспитывать
нас -так же, как молитва, чтение Торы и отрывков из пророков ("гафтора") "облегчают
нам нахождение истины, скрытой в молитве". Исходя из этой цели, общей для всего
"служения", можно понять, что не только основные части литургии (три ежедневные
молитвы) установлены, в самом общем плане, "соответственно жертвам", но даже
и детали молитвы "Амида" выглядят как параллель деталям жертв. Мы молимся о
знании - это соответствует "принесению" головы, о раскаянии - это соответствует
"принесению" двух передних ног - и так и со всеми благословениями из этой молитвы.
Благословение когенов - это благословение Всевышнего. Идея этого благословения
такова: прими во внимание, что только от Него приходит благословение, и тогда
ты удостоишься его. Говоря "Кадиш", мы провозглашаем, что освящение Б-жьего
Имени есть самая возвышенная задача народа Израиля. Ни благословение когенов,
ни "Кадиш" не действуют, следовательно, на нас никаким сверхъестественным образом.
Они оказывают свое влияние только через пробуждение возвышенных душевных переживаний
и очищение представлений, на которые и нацелены все виды служения в сердце.
В молитве после еды мы упоминаем завет Аврагама, исход из Египта и овладение
Страной Израиля, ибо так мы учимся, что Г-сподь кормит нас.
Оригинальный подход Гирша к природе молитвы проявляется и в его мнении об изменениях
в литургии, которые требовали внести современники, особенно, реформисты. Разумеется,
что он отверг все принципиальные новшества, в которых есть отрицание жертв и
будущего избавления народа Израиля. Общественная молитва должна читаться на
иврите исходя из следующего:
1) точно перевести текст молитв невозможно
2) чтобы община не забывала наш язык, уже переставший быть разговорным (именно
поэтому мудрецы установили молитвы на языке Танаха)
3) в силу того, что язык среды, в которой живут евреи, все время меняется, молитвы
стали бы непонятны, будь они написаны нашими отцами на языке этой среды
4) так как иврит - важное связующее звено всех евреев диаспоры.
Однако тот, кто не смог выучить иврит настолько, чтобы понимать молитвы в оригинале,
может воспользоваться точным переводом. Так, на отце возлежит важная заповедь
научить сыновей и дочерей молиться на священном языке, чтобы только в такой
молитве они находили полное удовлетворение! В то же время пиюты [литургические
тексты на своеобразном, трудном для понимания, поэтическом иврите], чужды нашему
поколению, ибо "из них ушел дух еврейского знания". Хотя Гирш на практике и
придерживался их. Так в Ольденбурге, где община была далека от чрезвычайной
благочестивости, он не возражал, в принципе, против сокращений. Однако со всей
страстью он клеймил - особенно в юности - небрежность, царящую в большинстве
синагог. Гирш с горечью говорил о своем учителе раве Бернайсе, который проявлял
большую терпимость к традиционному беспорядку. Желательный характер общественного
служения представлялся ему совсем не похожим на ту молитву, которую можно встретить
и сегодня у многих представителей даже весьма благочестивых кругов, особенно
среди выходцев из Восточной Европы. Он выступал против молитв громким голосом
(за исключением тех немногих слов, когда отвечает вся община хором), он презирал
рулады канторского пения и ввел (хотя и не осмелился требовать это в книге "Хорев")
совместное пение и "проповедь на родном языке (немецком), с трогательными словами,
заимствованными из языка маскилим" (сторонников так называемого "просвещения")".
Следовательно, Гирш стоял на основах традиционной литургии не в силу чрезмерного
консерватизма, которого придерживаются те, кто говорит: "Тора запрещает новое"
[иронический перенос талмудического высказывания о запрете "нового" урожая до
принесения в Храм первого снопа]. Напротив, по его мнению, иудаизм должен обновиться
в рамках, обусловленных Торой - дабы эстетически развитое юношество не подпало
под влияние нарушителей законов. И те нововведения, на которые соглашался Гирш,
могли, по его мнению, усилить любовь молодежи к общественной литургии, которая
должна исполнить свое предназначение, а именно - подготовку к "служению всей
жизнью", как этого требует от нас Тора.
3. Заключение
Раби Шимшон-Рефаэль Гирш был, возможно, единственным из мыслителей эпохи эмансипации,
произведения которого оказали большое влияние, благодаря его подходу к иудаизму,
особенно после его смерти. Философы того периода (Формштехер, Шмуэль Гирш, Штайнхайм)
практически забыты после опровержения философской системы, служившей им фундаментом.
Ш.-Д.Луццато и Френкель сохранили свое значение, в основном, лишь в качестве
специалистов по Танаху и талмудической литературе и только в малой степени в
качестве борцов за еврейский образ жизни. А книги Гирша, особенно комментарии,
многократно переиздавались в конце его жизни и в годы расцвета еврейства Германии.
До сих пор появляются переводы его книг и избранных сочинений на иврите и английском.
Со сменой поколений выяснилось, однако, что Гирш обращался практически лишь
к определенному кругу западноевропейского еврейства, воспринимая как нечто само
собой разумеющееся духовные и эстетические ценности своей среды. Но Гирш не
смог выйти на арену научной дискуссии об основах нашей веры. В результате с
ним ни считались ни обитатели гетто, которые придерживались самодостаточной,
по их мнению, еврейской культуры, не разделяя ее секулярную (включая язык) и
религиозную области, ни деятели мировой науки.
Только в последнее время и среди тех, и среди других находятся люди, способные
оценить его деятельность. Гаоны Восточной Европы и их последователи усматривали,
однако, в усилиях Гирша попытку обеспечить иудаизму место в "салонах", заменяя
при этом умеренной красотой Яфета сверкающую красу шатров Шема [аллюзия к благословению
Ноаха, см. Брейшит 9:27]. Они также жаловались на "пренебрежение занятиями Торой",
почти неизбежно вызываемое признанием европейской культуры. Все же на первом
переводе "Северных писем" и на собрании сочинений "Избранные рассуждения" стояли
подписи согласия многих столпов в изучении Торы, проникшихся уважением к тому,
кто закрыл бреши в стене иудаизма, пробитые было разрушителями Торы.
Однако основы веры, заложенные Гиршем, были отвергнуты не только нерелигиозными
людьми из культурного окружения Гирша. Даже "Семинар раввинов" под началом раби
Азриэля Гильдесхаймера возражал против спекулятивной этимологии Гирша. И все
же националистически настроенный либеральный ученый охарактеризовал Гирша как
"самую универсальную личность нашего времени". Стоит упомянуть мнение Розенцвейга:
и он сам, и его коллега по совместному переводу Торы М. Бубер близки к тому
особому пути, по которому шел Гирш, в отношении "точности перевода вытекающую
из страха перед величием содержания понимаемого и ощущаемого в Писании". Система
Гирша в переводе Писания проливает свет на его характер, особенно показательным
является отличие от подхода Рамбама. Последний предупреждает против буквального
перевода: "Надо правильно понять контекст, после чего следует изложить его ясно
на другом языке, что невозможно без перестановок слов, пропусков и прибавлений".
в духе этой же идеи сконцентрироваться на "сути", пренебрегая деталями, - резко
осуждает Рамбам тех, кто объясняет заповеди во всех деталях до такой степени,
что затемняет "суть", например, заповедь о значении жертвоприношений. Гирш же
категорически не согласен с Рамбамом и отвергает его метод перевода. Он даже
не останавливается перед насилием над немецким языком для точной передачи деталей
ивритского оригинала.
Именно эта верность деталям, которую отмечали в его переводе последующие мыслители
(хотя и не всегда соглашаясь с ними), характерна для его системы. Тот факт,
что "Учение жизни", найденное им в Священном Писании, обогащается посредством
разбора тысяч деталей, наполнил его непоколебимой уверенностью, что он не выдумал,
а лишь провозгласил все это, подобно трублению в рог при Даровании Торы. Эта
уверенность и привлекает сердце читателя. Гирш открыл ценности Торы на основе
двух методов, излюбленных европейскими мудрецами эпохи его юности, то есть символического
и этимологического. Этот факт подкрепляет фундаментальное предположение, лежащее
в основе всей системы Гирша, что можно учиться у мудрецов народов мира и развивать
наши природные способности, - но не для "модернизации" нашей веры, а для прояснения
того, что уже "дано" нам - того Откровения, которого мы удостоились.
Сам Гирш признавал дерзость многих своих гипотез. Но даже если мы будем сдержанно
относиться к методологии Гирша, нам следует признать, что его путь объяснения
достиг практически-воспитательной цели (которая была ему дороже, чем научная):
усилить в сердце выполняющего заповеди любовь к ним, спасти его от "легализма"
в соблюдении заповедей, от отношения к ним, как к "затверженной заповеди людей"
[Йешаягу 29:13]. Следует также признать, что иудаизм Гирша находится в соответствии
с историей с научной точки зрения, в то время как реформисты, считавшие себя
исследователями простого смысла Писания, на деле стремились приспособить исторический
иудаизм к своему окружению, например, выдавая Шабат, описанный в Торе, за день
отдыха, принятый у неевреев.
Многие из предшественников Гирша уже обратили внимание на великие, фундаментальные
законы иудаизма, и многие описали детали заповедей. Но никто другой не удостоился
объяснить заповеди, основываясь на мельчайших деталях Торы и устной традиции,
для того, чтобы открыть "великие принципы" Торы и воспитать у учеников любовь
к живому Знанию Всевышнего, не теряя при этом в точности и строгости, как рав
Шимшон-Рефаэль Гирш.