|
Ивритское слово хет - лишь одно слово из множества синонимов,
передающих разные оттенки понятия "грех" в библейской и раввинской литературе.
Ведь еврейская письменность, начиная с Танаха (прежде всего, книг пророков)
и кончая современной литературой на темы морали и разнообразными комментариями,
полна обличений всевозможных грехов и увещеваний в адрес тех, кто их совершает.
Вместе с тем само понятие "грех" до сих пор не имеет всеобъемлющего разъяснения.
Несмотря на многочисленные определения, данные грехам, совершенным в различных
областях жизни, и вопреки суровым инвективам, направленным против грешников
и их деяний, это понятие не стало объектом особого исследования. Более
того: рассмотрение понятия "грех" (а в значительной мере и понятия "зло")
расценивалось как нечто заведомо бессмысленное. Дело в том, что в грехе
видели "изнанку" заповеди, ее негативное отображение, не признавая за
ним автономного бытия и самостоятельной сущности. В этой связи для иудаизма
весьма характерно разделение человеческой деятельности, как и всей совокупности
заповедей, на две категории: исполнение предписаний и соблюдение запретов.
И в галахическом, и в теологическом смысле грех - это нарушение или отрицание
заповеди. Ведь и тогда, когда речь идет не о запретах, а о заповедях,
побуждающих к действию, грех также выражается в отрицании Закона - в отказе
от исполнения предписанного.
В большинстве еврейских источников, несмотря на все различия между ними,
мы найдем лишь негативное определение понятия "грех". Зло всегда только
"изнанка" добра. Пустота и бесплодность зла очевидны, злое деяние воспринимается
как напрасная растрата сил. Зло хаотично, суетно и бесперспективно.
Долг человека - не только самому идти путями праведности, но и помогать
другим встать на них, причем речь идет даже не о моральной ответственности
за это, а о юридической. Общество тоже обязано следить за поведением своих
членов, пресекая зло и поощряя добро. Ведь грешник - угроза благополучию
всего народа, более того: самому существованию мира. И, несмотря на все
это, грех не представляет никакого интереса для изучения. Поэтому, например,
мудрецы, исследовавшие положительные душевные свойства, ничего не говорят
об отрицательных. Последние получают какое-то освещение лишь как частность,
когда речь идет о соблюдении заповедей, но не более того. Конечно, мудрецы
определяют такие понятия как зависть, тщеславие, лень, гордыня. Однако
все душевные наклонности существуют объективно, и их квалификация в качестве
добрых или злых зависит исключительно от того, как они проявляются в окружающем
мире в каждом конкретном случае. Поэтому нравственную оценку тому или
иному человеческому качеству можно дать только тогда, когда уже известно,
к каким последствиям привело его раскрытие в поступке. Например, в Танахе
мы встречаем рассказы о поступках, обычно имеющих отрицательную коннотацию,
в таком контексте, где они предстают положительными, - и наоборот. Поэтому
в моралистической литературе внимание сосредоточено на теоретическом аспекте
"правильного пути", на убеждении людей и разъяснении им того, как следует
творить добро и каким образом человек восходит по ступеням праведности
или милосердия.
В то же время там почти не освещена тема греха. Из еврейских источников
мы мало что узнаем о психологии и мотивации грешника. Правда, некоторые
темные стороны человеческой натуры находят объяснение в общем пессимистическом
взгляде на человеческую природу. О том, что "…зло в сердце человека -
с юности его…", говорится уже в первой книге Пятикнижия - "Брейшит" (8:21),
и с тех пор мало что изменилось. Но поскольку зло не обладает автономным
существованием, его живучесть невозможно объяснить некой врожденной склонностью
человека к извращению своего естества. Аномалия питается самыми разными
причинами, но проистекают они не из объективного "природного зла", а из
субъективной человеческой слабости. Борьба тела и духа, к которой часто
стараются свести объяснение внутреннего конфликта, вовсе не есть борьба
добра и зла. В этой борьбе сиюминутные желания и стремления, требующие
немедленного удовлетворения, сталкиваются с более разумным и полным видением
мира, в котором главную роль играют интересы будущего. Иными словами,
сиюминутное борется с вечным или удовольствие - с целесообразностью. Грех
можно рассматривать как "помрачение разума", заставляющее человека забыть
о своем долге, о своих истинных интересах ради минутного увлечения. Об
этом сказано: "не согрешит человек, пока не обуяла его глупость". А глупость
чревата ошибкой или добровольным заблуждением, приводящим к греху. Злой
умысел и даже открытое неповиновение проистекают из-за ошибки, неправильной
оценки происходящего.
Такое понимание греха не ведет к всепрощенчеству, но позволяет по-новому
понять смысл наказания, постигающего грешника, независимо от того, исходит
оно от Б-га или от общества. Небесная кара - не месть. С определенной
точки зрения ее можно рассматривать как естественное следствие извращения
или ошибки. Протест против законов, управляющих мирозданием, стремление
исказить их вредят лишь самому безумцу, затеявшему безнадежную борьбу.
Столь же бесплодна и попытка не считаться с заповедями. Наказание, налагаемое
обществом, - попытка исправить допущенное грешником искажение, и неважно,
идет ли речь об исправлении мира, которому согрешивший нанес ущерб, или
об исправлении его собственной души. Таким образом, пафос морального служения
состоит не столько в актуализации свободы выбора, когда перед лицом зла
человек избирает добро, сколько в углублении самосознания, ибо чем осознаннее
человеческое поведение, тем труднее греху сбить человека с пути. Истинный
обличитель пороков (подобно пророку в первоначальном понимании этой миссии)
- тот, чьи глаза открыты, чье духовное зрение проникает глубже, чем у
других людей. Он призван помочь им увидеть то, что открыто ему, и, воспитывая,
пробуждать в людях более глубокое и полное осознание происходящего, осознание
своих поступков и их последствий.