|
Адин Штейнзальц отвечает на вопросы Михаила Горелика
«Человек с улицы хочет, чтобы с ним говорили на языке улицы. Именно
так говорит политическая элита Израиля»
– Знаете, в моем детстве радио играло колоссальную роль: детские
передачи, радиопостановки, произведения советских композиторов, исполненные
значительности голоса дикторов, утренняя гимнастика, «Пионерская зорька»,
«Наш микрофон установлен на центральном стадионе "Динамо"»,
надгробная речь товарища Берия – большой пласт имперской культуры. А у
вас как?
– Никак. У нас дома вообще не было радио. И наша семья не составляла исключения. Во-первых, дорогое удовольствие; во-вторых, особенной потребности не было.
– В Москве имелось специальное проводное вещание, оно и сейчас есть. Репродуктор во времена моего детства был у всех, такая черная «тарелка», необходимый атрибут скудного быта. Во время войны он не выключался. По нему передавали воздушную тревогу. Привычка держать радио постоянно включенным сохранялась и после войны.
– В моем детстве ничего подобного не было.
– Но радио-то существовало?
– Конечно, существовало. Было правительственное радио на иврите под контролем мандатных властей, были подпольные станции. Их слушали, новости обсуждались, и мы, дети, об этом тоже прекрасно знали.
– А что, слушать подпольные станции было не опасно?
– Вы все-таки не забывайте: британский мандат – это не советская власть. Слушавший радио не нарушал никакого закона. Чего ему было бояться? С какой стати? Голоса дикторов подпольных станций все знали, они были важней, чем Левитан в России.
– Однако из этого следует, что радио все-таки было популярно.
– Все относительно. Конечно, куда популярней, чем сегодня, но в подлинном смысле оно не было популярным. С газетами сравнить совершенно невозможно.
– То, что вы говорите, очень странно.
– Все дело в менталитете. Для нас текст сакрален.
– Но не газетный же.
– Когда есть традиция почитания текста, вчитывания в текст, когда она глубоко укоренена, то может существовать и такого рода аберрация. В детстве я был очень близок к своему дяде. Он сильно повлиял на меня. Так вот, он не читал газету – он изучал газету. Я помню, мне было лет одиннадцать, я процитировал ему по какому-то случаю Черниховского. Он спросил: «И как ты это понимаешь?» – «Да ничего особенного, просто хорошо сказано». – «Э нет». И, к моему изумлению, он стал комментировать этот отрывок, причем столь тонко и глубоко, что и сам Черниховский его вряд ли бы понял. Дяде в голову не могло прийти, что в напечатанном тексте нет ничего серьезного, что это «просто так», что это всего лишь игра слов. Такое суперуважение к тексту было свойственно отнюдь не только моему дяде.
Конечно, у произносимого по радио устного слова в таком культурном контексте совершенно иной, несопоставимый с напечатанным словом, статус. Кто-то что-то сказал, может быть, что-то мудрое, но, скорей всего, полную чушь – ни вернуться, ни продумать, ни обсудить невозможно. Естественно воспринимать это как нечто в высшей степени несерьезное.
– На радио существуют какие-то нормы, соглашения, ограничения? Я имею в виду язык.
– Раньше существовали. Например, надо было следить за произношением, читая буквы «айн» и «хет». Правда, с этим давно покончено: теперь каждый произносит как хочет. И вообще, делают массу ошибок, не испытывая от этого ни малейшего дискомфорта.
– Ну если «айн» не произносят, значит, вообще все позволено. После этого даже неловко спрашивать про ненормативную лексику.
– Нет на радио такого понятия «ненормативная лексика» – теперь любая лексика нормативна, теперь можно все.
– А в газетах?
– В приличных газетах существуют ограничения.
– Но и в них встречается ненормативная лексика, не так ли?
–
Только в виде цитаты, и то дозированно. На радио – пожалуйста, от первого
лица, это же обиходная лексика, сколько угодно. Радио рассчитано на человека
с улицы, а человек с улицы хочет, чтобы с ним говорили на языке улицы.
Именно так говорит политическая элита Израиля, и это народу нравится.
– Но все-таки невозможно себе представить, что все считают такое положение нормальным.
– Радио, как телевидение и как Интернет, – сгущенное проявление демократии: диктует большинство. Некоторые филологи считают, что это нормально, что это естественное развитие языка. Кроме того, знаете, есть такая педагогическая установка: детям можно все. Вот и у нас на радио то же самое. Конечно, есть те, кто возмущается.
– И что?
– Красит человек стену на улице в субботу. Его спрашивает прохожий: «Ты
чего в субботу работаешь?» – «Нет проблем, я переговорил с раввином».
– «И что раввин?» – «Нельзя, говорит, красить в субботу». – «Ну так что
ж ты?» – «Да плевать я хотел на раввина!»
«Новое время»