Гл. страница >> Проводник >> р. А. Штейнзальц  >> Интервью >>" На острие меча"

«НА ОСТРИЕ МЕЧА»

Хлеб и вино могут возвысить человека, но могут и превратить его в животное.

Адин Штейнзальц отвечает на вопросы Михаила Горелика

— Если говорить о еде, боюсь, я совсем не тот собеседник, который вам нужен. В моей семье еда всегда занимала самое скромное место. Я даже не припомню разговоров на эту тему.

— Но в еде были же у вас какие-то пристрастия.

— Не помню. Как будто, не было. Я ел, что давали, делал это машинально, читал за едой и моментально забывал, что было на обед.

Однажды мне рассказали такую историю. Один бедный набожный еврей пришел поздно домой из синагоги. Он не стал зажигать свет, чтобы не беспокоить жену, взял что-то в темноте из кастрюли, поел и лег спать. На следующий день он говорит жене: «Что-то мясо вчера было жестковато». — «Какое мясо?! О чем ты?! Я вообще не помню, когда у нас в последний раз было мясо!». Оказалось, он сжевал тряпку, которую она кипятила. Вот и с тобой когда-нибудь случится то же самое, — такова была мораль этого рассказа. Помимо адресованного мне назидательного смысла из этой истории можно извлечь и еще кое-что. Речь в ней идет о совсем бедной семье, и это было очень типично.

— Мне кажется, из этой истории можно извлечь кое-что помимо того, что вы сказали. Например, что комната и кухня совмещены — такой штришок быта. Ну, это про бедность. Или поглощенность человека высокими вещами: он ведь допоздна был в синагоге и не замечал, что ест, вовсе не потому, что думал в это время о курсе доллара. Или теплота и бережность семейных отношений — и свет не включил и про мясо сказал: «Жестковато», а не: «что за дрянь ты опять сварила?!». Но вы извините, я вас перебил.

— Я хочу сказать о бедности и кулинарии. Как они связаны. В сущности на протяжении веков евреи (я говорю, понятно, не обо всех, но о подавляющем большинстве) жили впроголодь. Историческое свидетельство тому — еврейская кухня. Гефилте фиш — известная всем фаршированная рыба — классический пример, как из минимума сделать максимум. Форшмак — селедочный паштет — то же самое. Мы можем пройтись по всему еврейскому меню — везде ухищрения бедности, выдумки и хитрости голи. Головная боль хозяйки, как, экономя на всем, сделать к субботе или к иному празднику нечто, хоть как-то соотносящееся со статусом праздничного блюда. Вот вам пример из моего детства*: знаменитый иерусалимский кугель (пирог). Хозяйки соревновались, не у кого он вкуснее, а у кого экономней. А что, если положить на одно яйцо меньше? А на одну ложку сахара меньше? Это не фольклор, это было в моем детстве.

— Но ведь в истории еврейского народа бывали времена и более благополучные.

— Бывали. В одной нашей классической книге описывается занятная тяжба, имевшая место примерно две тысячи лет назад. Некий человек обращается в суд с жалобой на кулинара, которого он нанял, чтобы тот обучил его домашнего повара готовить шестьсот (!) блюд из яиц. Между тем, тот, в нарушение обязательств, научил повара всего лишь только пятистам рецептам. Заказчик был вне себя! Конечно, не у всех были домашние повара, конечно, это история экзотическая, но в целом народ тогда жил, а стало быть, и ел, совсем неплохо. Сохранилось высказывание одного мудреца эпохи Талмуда: человеку приличествует есть мясо, внутренности — не пища для людей. Евреи Восточной Европы в подавляющем большинстве своем ели обычно именно «не пищу для людей» — внутренности.

— Мы обсуждаем сейчас бытовой уровень. Он, безусловно, и важен, и интересен, но хотелось бы поставить его в более широкий контекст.

— Что вы имеете в виду?

— Скажем, еда и человеческая личность, взгляд на еду как один из аспектов взгляда на мир вообще. Существует ли тут какая-то еврейская специфика?

— Ну конечно. Я вам сначала приведу пример отношения к еде, полярно противоположного еврейскому. В Индии есть такая секта, члены которой едят, только уединившись. Они считают, что еда, как и прочие физиологические отправления, постыдна. Это следствие их общего отношения к телесному как к чему-то греховному. То, что относится к сфере духа — хорошо, то, что к сфере материального — плохо. Такой взгляд для нас совершенно неприемлем. Мы считаем, что сама по себе материя нейтральна: все определяется отношением к ней. В «Книге сияния»** говорится, что человек ест хлеб свой «на острие меча». Что это значит? Еда выявляет сущность человека: она может его возвысить, а может превратить в животное. Можно есть, как скотина, можно, как человек, а можно, и как ангел. Проблема менее всего в рецептуре и сервировке — проблема в том, что ты при этом думаешь. Если человек живет для еды, она становится его господином и начинает угнетать его, помыкать им. В отличие от людей из индийской секты, о которой я говорил, идеал еврейской трапезы — это трапеза с гостями. Рамбам*** считал, что когда человек ест один и радуется — это радость скелета. В «Книге сияния» говорится, что специально уединяющийся для еды человек как бы бросает пищу себе в лицо. Еда — это одновременно и телесная радость, и радость общения, и благодарность Тому. Кто является источником всего сущего.

— А вот как насчет выпивки...

— Евреи пили всегда, и нельзя сказать, что мало. Тут все то же самое, что и с едой. «На острие меча». Вопрос в том. как пить и зачем пить: чтобы забыть или чтобы вспомнить. Кстати, застолье с «вспомнить» очень характерно для грузинской культуры тоста. Другое дело, когда люди пьют, чтобы забыть и забыться — уйти в иную реальность, ибо в этой изменить уже ничего нельзя. Установка, предельно чуждая еврейскому сознанию. Пить до умопомрачения — признак капитуляции. Однако вино или водка за праздничным столом может (а с нашей точки зрения, и должна) быть проявлением взаимной любви, веселья и благодарности.


* Это было в моем детстве... — Адин Штейнзальц родился в 1937 году в Иерусалиме.
** «Книга Сияния» («Зогар») — классическая книга каббалы — еврейской мистики.
*** Рамбам (Маймонид) — выдающийся еврейский средневековый мыслитель (1135-1204).


Опубликовано в 23 выпуске "Мекор Хаим" за 2000 год.

купить рулонный газон от производителя.